Всякий раз, когда вижу свое отражение в зеркале, я невольно вздрагиваю. Наверное, схожее чувство должен испытывать человек, попавший в ужасную аварию или ставший жертвой катастрофы, который еще не успел толком осознать изменения, произошедшие с его внешностью, только в моем случае я сама же и стала инициатором этой катастрофы: полтора года тому назад я пошла в клинику, где мне сделали пластическую операцию — убрали горбинку на носу, из-за которой я в свое время много натерпелась, правда, никакого облегчения, а уж тем более радости, я так и не почувствовала. Скорее наоборот — до сих пор не могу понять, зачем я тогда это сделала, и в глубине души по-прежнему упрекаю себя в этом. все началось с того, что, как только поступила в институт, я сразу же влюбилась, впервые, по-настоящему, со всеми вытекающими отсюда последствиями вроде мучительной бессонницы, предобморочных поцелуев в ночном подъезде и полной одержимости одним-единственным человеком, как часто бывает в таких случаях, влюбилась я не то чтобы в негодяя, но около того — несмотря на ангельскую внешность, характер у него был еще тот. Эгоистичный, заносчивый и до неприличия самодовольный, он мог бросить меня ночью одну на автобусной остановке и пойти с друзьями смотреть футбол без каких бы то ни было угрызений совести. И если сейчас я вообще сомневаюсь в ее существовании, то тогда мне казалось, что такое поведение и есть проявление нежных чувств, которых он очень стесняется, а потому тщательно скрывает. Среди прочих проявлений его «благородства» значилась, и привычка постоянно отпускать весьма сомнительные комментарии по поводу моей внешности. Поначалу я старалась не обращать на это внимания, но с каждым разом его реплики все меньше походили на шутки. В частности, доставалось и моему носу, который с детства был слабым местом в моей самооценке. И если в школе еще, куда ни шло постоянно подвергаться сравнениям с пернатыми и вечно быть «курносой», то слышать подобные сравнения от человека, которого любишь, больно и обидно. Но вместо того чтобы задуматься и уйти, я упорно продолжала страдать и часами колдовала перед зеркалом с косметичкой, пытаясь хоть как-то загримировать злосчастную горбинку.
Тогда ко мне в голову первый раз закралась мысль о пластической операции, хотя она, конечно, поначалу казалась абсурдной — где взять такую заоблачную сумму денег, да и родители наверняка ничего и слышать не захотят об этом. Но как раз в тот момент моя подруга-однокурсница крайне неудачно упала и сломала себе нос в двух местах, после чего родители сами повели ее к пластическому хирургу, не желая портить жизнь своей дочери «боксерским» носом. Уже через пару недель она вовсю красовалась реанимированной переносицей и рассказывала мне о том, что ринопластика — это, оказывается, совсем не больно, а я, слушая ее, все больше утверждалась в своем безумном желании через три дня я сидела в приемной того самого врача, который колдовал над носом моей подруги. Сославшись на детский комплекс и необходимый типаж для роли в каком-то воображаемом сериале, я сбивчиво объяснила ему, что хочу сделать. После беглого осмотра он утвердительно кивнул головой, но все же посоветовал мне подумать, так как никаких медицинских изъянов он в моем носе не обнаружил, да и насчет эстетических отмахнулся: дескать, молодо-зелено, пройдет, а горбинка ничуть тебя не портит. Но подсознательно я уже была готова, дело оставалось за малым — найти недостающие сто долларов в довесок к другим восьмистам, отложенным на поездку в Прагу, и подготовить родителей.
Решение о пластической операции
Услышав о моих намерениях, мама изменилась в лице, а ее угрозы запереть меня дома сменялись жалобными вопросами: «ну что же ты, доченька?» но я, потупив взгляд, упорно твердила свое: «Мам, ну как ты не понимаешь, для меня это вопрос жизни и смерти!» Хотя на тот момент у меня уже появились сомнения: так ли это на самом деле? но боялась я, вовсе не операции, а реакции своего возлюбленного — несмотря на свои безудержные чувства, сомнения меня терзали все больше и больше. А вдруг все будет по-прежнему? Вдруг он не поймет, что я это делаю ради него? Мама к тому моменту вконец обессилела, сказала, что я могу делать все, что заблагорассудится, но в ее взгляде все, же читалась надежда на остатки моего здравого смысла, но я, что называется, уперлась.
Ровно через неделю я взволнованно тянула на себя дверь с надписью «салон красоты» и нервно теребила полы халата, сидя в холодной приемной. Потом все было как в тумане — операционная, решительно настроенный врач и укол анестезии, после которого я практически моментально уснула, а проснулась уже с гипсом на лице и жутким желанием пить. Огромные, налитые синяки под глазами дополняли эту живописную картину. Увидев себя в зеркале, я ужаснулась и отпрянула — на меня смотрело чудовище с несчастными, наполненными страхом глазами. В первую ночь после операции уснуть я так и не смогла — так непривычно было дышать ртом и ощущать гипс на лице, а всю следующую неделю я провела дома в обнимку с мамой, которая изо всех сил меня утешала и пыталась остановить мою истерику, но самые кошмарные впечатления были еще впереди — как только мне сняли гипс, выяснилось, что мой нос отек и увеличился до неимоверных размеров. Врач же меня «успокоил», сказав, что это «обыкновенный отек», правда, проходить он может вплоть до двух лет. на протяжении трех недель я не только не выходила из дома, но и завесила зеркало в своей комнате плотной тканью, так как смотреть в него было невыносимо. тут же ко мне мгновенно вернулась трезвость рассудка — о своем возлюбленном я и слышать не хотела, так как в глубине души понимала, из-за кого я отважилась на эту глупость. Но больше всего злости я держала на саму себя, понимание того, что я встала в один ряд с теми идиотками, которые накачивают свое тело силиконом только ради пары лишних мужских взглядов, меня убивало. С тех пор прошло полтора года. Отек начал постепенно проходить только через полтора месяца после операции, но сейчас я по-прежнему вижу в зеркале постороннюю девушку — красивую, с правильным, аккуратным носом, но совершенно чужую. Признаться честно, я до сих пор ее немного побаиваюсь, хоть и начинаю к ней чуть-чуть привыкать, маленький детский комплекс, в котором, как я понимаю уже сейчас, был свой шарм и очарование, обошелся мне слишком большими муками — не столько физическими, сколько психологическими.
Того молодого человека я случайно встретила через два месяца. Первое, что я услышала, было: «Ты что, дура?» мне очень хотелось дать ему хорошую пощечину, но я отчего-то сдержалась. Быть может, потому, что действительно дура. Порой я запираюсь у себя в комнате, внимательно рассматриваю старые фотографии и вспоминаю. «А вот тут у тебя нос точно такой же, как у мамы в детстве», — умилительно говорила мне бабушка, сидя рядом со мной на диване. Я внимательно смотрю на себя в зеркало и прикусываю губу, наверное, со стороны это выглядит глупо, но я по-прежнему не могу привыкнуть к себе такой.